КИРИЛЛ КОРОЛЕВ, директор ИКЦ «Патрия», главный редактор журнала «Пространство памяти», к.ф.н.
Современный человек, живущий в развитом обществе, приобщается к постижению музейной культуры с раннего детства – если не ошибаюсь, первые организованные посещения музеев предусматриваются уже в начальной школе, а кого-то родители, увлеченные историей в разнообразии ее проявлений, могут начать водить по музеям и раньше.
Тем самым мы приучаемся жить в «музеефицированном» пространстве, сызмальства привыкаем воспринимать музеи как некую данность социальной жизни, наряду с театрами, кинотеатрами и библиотеками (даже если что-то из перечисленного отсутствует в конкретном населенном пункте, нам с детства внушают, что эти культурные институты необходимы, и в каком-то локальном проявлении – школьный музей, школьная библиотека, школьный театр и т. п. – они все равно будут существовать).
Разумеется, детское восприятие музеев принципиально отличается от восприятия взрослого, но не подлежит сомнению, что по мере взросления упомянутый современный человек приучается видеть в музеях доступный источник знаний о прошлом, наглядный, если можно так выразиться, инструмент просвещения, взаимодействие с которым позволяет существенно расширить кругозор и пополнить свои познания в какой-либо области.
До недавних пор музеи в нашей стране были исключительно государственными. Однако социально-политические перемены конца XX столетия допустили возможность частной инициативы в этой сфере, что нашло отражение и в законодательстве (подробнее об этом чуть ниже); уже с 1990-х годов стали появляться разнообразные частные учреждения под вывесками наподобие «Музей водки» или «Музей шоколада» (здесь я опираюсь на собственные воспоминания о московской и петербургской повседневности тех лет; показательно, кстати, что львиная доля таких учреждений имела «гастрономический» характер, поскольку зачастую за претенциозной «музейной» вывеской скрывался обыкновенный коммерческий магазин соответствующего ассортимента, разве что предлагавший более широкий выбор товара, чем в обычном продовольственном магазине по соседству).
Впрочем, довольно долго подобные частные инициативы не получали сколько-нибудь заметного развития в масштабах общества, оставаясь ориентированными преимущественно не на просвещение, а на извлечение дополнительной прибыли за счет рекламирования коммерческих заведений как музеев.
Все изменилось, причем достаточно резко, в конце 2000-х годов: по всей территории Российской Федерации стали появляться «учреждения музейного типа», декларировавшие в качестве своей основной деятельности заботу о сохранении историко-культурного наследия. Северо-Западный федеральный округ был одним из пионеров этого общественного движения, и такая тенденция сохраняется по сей день; более того, частных музеев в СЗФО с каждым годом становится все больше, и подавляющее большинство из них ориентируется на реализацию именно поисково-просветительской функции, то есть на полноценную музейную деятельность. Что же стало причиной такого поворота в общественном сознании?
Из интервью с учредителями и руководителями частных музеев СЗФО (см. предыдущие номера нашего журнала и блок «Музейная галерея» в этом номере) напрашивается очевидный вывод: в основе всего лежал и лежит личный интерес к истории, личное увлечение конкретного человека, коллекция которого со временем превратилась в пополняемую музейную экспозицию. Любительское коллекционирование при этом вовсе не лишено социально-культурной ценности: это, если выражаться языком науки, первичное накопление культурного фонда, первичное наполнение ценностного, символического культурного пространства.
Вообще переход от личного коллекционирования к публичной демонстрации коллекции в музейном варианте нисколько не удивителен – многие современные государственные музеи когда-то создавались из частных коллекций.
Удивительно другое – почему подобная трансформация происходит именно сейчас, почему негосударственные музеи стали так активно появляться сегодня и почему их почти не было раньше.
Думается, ответ на этот вопрос можно сформулировать следующим образом: возник общественный спрос на подобные музеи – отчасти сформированный, безусловно, государственной политикой памяти и усилиями государства в сфере патриотического просвещения и воспитания. Возродился интерес к истории страны во всем многообразии ее проявлений, а развитие внутреннего туризма, во многом проистекающее из возрождения этого интереса, побудило к поиску иных, помимо традиционных, туристических дестинаций на местах – и к созданию таких дестинаций, в том числе и в форме негосударственных, частных музеев (преимущественно, но совсем не обязательно исторических).
Фактически на наших глазах складывается общественное движение, способное в перспективе, при объединении усилий на местном и региональном, а впоследствии и на межрегиональном уровне, сделаться одной из опор гражданского общества; сохранение историко-культурного наследия начинает осознаваться социумом как безусловная потребность самоидентификации, как необходимость самим беречь память о прошлом и не становиться «Иванами, родства не помнящими», – ведь иначе утрату этого наследия и этой самобытности не предотвратит никакая, сколь угодно активная, государственная политика памяти.
В конце концов, государство попросту не располагает ресурсами для проведения такой политики в масштабах «от столицы до хутора на границе»; на мой взгляд, оно и не должно ими располагать – во многом сохранение памяти является задачей общества, которое живет не только сегодняшним днем. Как представляется, государство может и должно поощрять и поддерживать такие усилия общества (хотя бы через некие льготы и преференции), но в целом общество, если в нем присутствует понимание общности – а таковое, несомненно, сегодня наблюдается, – само заботится о себе, и такая забота распространяется, среди прочего, на сохранение (а также на актуализацию и воспроизведение) своего историко-культурного наследия.
Пожалуй, здесь необходимо уточнить, что конкретно имеется в виду под негосударственным музеем.
С точки зрения закона определение «негосударственный музей» толкуется по форме собственности весьма широко: это и музеи, находящиеся на бюджете органов местного самоуправления, то есть муниципальных образований; и всевозможные ведомственные и корпоративные музеи; общественные музеи, созданные и управляемые общественными организациями; церковно-археологические музеи и, наконец, сугубо частные музеи, существующие на средства своих учредителей.
При подготовке этого номера журнала было решено сосредоточиться на тех негосударственных музеях, которые предоставляют публичный доступ к своим экспозициям (поэтому мы вывели за скобки музеи ведомственные, корпоративные и церковно-археологические).
Что касается музеев муниципальных, они занимают, так сказать, промежуточное положение, считаются бюджетными учреждениями культуры, но при этом ближе по статусу к музеям общественным, поскольку существуют во многом благодаря энтузиазму своих учредителей и сотрудников, а не благодаря целенаправленной государственной политике.
Между музеями общественными и частными сегодня во многих случаях можно ставить знак равенства: как правило, даже единоличный учредитель для оперативного управления музеем создает юридическое лицо в форме НКО и привлекает к сотрудничеству коллег-энтузиастов.
С учетом всего сказанного термин «негосударственный музей» в нашем понимании следует толковать как характеристику частного (частно-общественного) музея, учреждаемого по инициативе общественности, – напомню, нынешнюю «волну» таких музеев спровоцировал рост общественного спроса на подобные формы просвещения, – и не финансируемого государством напрямую (хотя дополнительное финансирование через государственные гранты, разумеется, вполне допустимо). Именно таким музеям посвящен текущий номер журнала и именно о них идет речь в контексте данной статьи.
Отмечу также, что не следует путать понятия «негосударственный музей» и «негосударственная часть музейного фонда Российской Федерации».
Последнее определение охватывает предметы и коллекции, не входящие в государственную часть музейного фонда, но зарегистрированные в Государственном каталоге музейного фонда Российской Федерации как негосударственные. Для большинства негосударственных музеев в том толковании термина, который был обозначен выше, такая регистрация не является актуальной: она мало чем способствует деятельности музея, зато налагает существенные ограничения на управление коллекцией экспонатов – в частности, подразумевает необходимость одобрения любых сделок (купля-продажа и др.) со стороны министерства культуры, организацию учета и хранения экспонатов в соответствии с едиными правилами, разрабатываемыми тем же министерством, и контроль со стороны уполномоченных государственных органов надзора (например, проверки сохранности и условий хранения экспонатов, предписания об изменении места хранения или об отчуждении экспонатов и коллекций в пользу государства на основаниях, предусмотренных федеральным законом).
Очевидно, что перечисленные факторы правового регулирования деятельности негосударственной части музейного фонда РФ отнюдь не побуждают негосударственные музеи к регистрации своих экспонатов и коллекций в музейном фонде; они стараются избегать таких ограничений в своей деятельности, благо закон это позволяет, но следует сказать, что подобное стремление нисколько не умаляет ценности экспонатов и коллекций негосударственных музеев – и востребованности их коллекций у широкой публики.
Имеется также еще одно обстоятельство, лишающее негосударственные музеи необходимости регистрировать свои экспонаты и коллекции в государственном музейном фонде. Причем для определенной части музеев это обстоятельство можно назвать системообразующим.
Дело в том, что ряд музейных экспозиций строится не на подлинных, аутентичных артефактах той или иной эпохи, а на их репликах, то есть на воссозданных образцах. Это могут быть как исторические объекты (скажем, стрелецкий острог, ремесленная мастерская, средневековая аптека и пр.), так и реконструкции вещей и предметов (кольчуга, сплетенная современным кузнецом-оружейником; ткацкий станок, изготовленный согласно старинным образцам современным плотником; наряд старого покроя, но из современного материала, и т. д.).
Реплики могут быть сколь угодно точными, сколь угодно полно соответствовать исходным образцам, но они остаются репликами. Разумеется, в данном случае говорить о регистрации в государственном музейном фонде не приходится.
Между тем практика копирования оригиналов (равно утраченных и существующих) для последующего их экспонирования и для создания на основе этих реплик музея ни в коем случае не может считаться порочной.
Эта практика «прикладной», или «экспериментальной», археологии, если использовать популярное на Западе определение, является, на мой взгляд, естественным этапом эволюции традиционного музея. Да, «приоритет идеального носителя» признавался в музейном деле едва ли не со времен Римской империи, но стремление к обладанию этими идеальными носителями чревато для музея утратой контакта с посетителями (не говоря уже о мерах по обеспечению сохранности таких носителей).
В особенности это верно сегодня, когда классическая форма демонстрации экспонатов – «нечто за стеклом» – все меньше привлекает посетителя, который ждет от взаимодействия с музеем некоторого встречного движения, некоего вовлечения его в процесс познания и просвещения.
Можно сколько угодно спорить о том, хорошо это или плохо, но факт остается фактом: нынешний посетитель музея хочет активного взаимодействия, а не пассивного созерцания – последнее для большинства лишено всякого интереса. И музеи «живой истории» (на российской почве это определение прижилось больше, чем «экспериментальная археология») предлагают своему посетителю такое активное взаимодействие – через погружение в историческую эпоху посредством реплик, которые можно смело брать в руки, вертеть и даже ронять, не опасаясь повредить или уничтожить бесценный артефакт.
(Нельзя сказать, что классические музеи застыли в своем развитии и не предлагают посетителям ничего подобного. Нет, многие из них используют для вовлечения посетителей в показ различные элементы театрализации – тут можно вспомнить, к примеру, «посадника Сбыслава», ведущего детские экскурсии по кремлю в Великом Новгороде, – и те же реплики – как в музее крепости Орешек, где можно примерить воссозданные кольчугу и шлем, – но экспозиции классических музеев все-таки опираются на подлинные артефакты, на аутентичные исторические объекты, которые требуют соответствующего бережного обращения и хранения. В этом отношении музеи «живой истории» для публики намного понятнее и привлекательнее.)
В какой-то степени традиционные музеи начинают даже проигрывать конкуренцию за посетителя музеям «новой волны», и их обида вполне объяснима; отсюда, кстати, нередкое пренебрежительное отношение и упреки в адрес музеев «живой истории»: «Да разве это музеи?»
Как известно, посетитель голосует ногами; если люди предпочитают музей «живой истории» традиционному, допустим, краеведческому музею, отсюда следует, что в соперничестве двух этих музеев для них побеждает первый.
Современные реалии таковы, что для ощущения погружения в ту или иную историческую эпоху, для получения подлинного, с их точки зрения, исторического опыта посетители музеев не так уж нуждаются в полной достоверности и аутентичных экспонатах. Им вполне достаточно реплик – при условии, что эти реплики будут соответствовать исходным образцам (я оставляю вне рассмотрения ситуации, когда – утрируя – недобросовестные гиды утверждают, что вот копия бластера, которым древнейшие славяне воевали в каменном веке) – и при условии, что музей через эти реплики воссоздает для посетителя реконструированный образ эпохи, соответствующий ожиданиям большинства посетителей.
Если у посетителя имеется возможность войти в стены воссозданного стрелецкого острога, подержать в руках пищаль, надеть кафтан, потрогать копию пушки-«единорога», он будет готов признать такой музей именно музеем – просто потому, что для него произойдет погружение в эпоху.
Реплики и интерактивность – таковы столпы, на которых формируются музеи «новой волны», и, сколько ни порицай публику за низменный вкус, люди будут отдавать предпочтение этим музеям перед классическими – тут для них история оживает, тогда как в классических музеях, наоборот, мертвеет, в особенности, если классический музей не использует в своей деятельности никаких «инсценировок» и полагается исключительно на ценность подлинных артефактов своего собрания (увы, для современного посетителя эта ценность не является заданной по умолчанию, ее нужно доказать и показать).
К слову, желание обеспечить взаимодействие с посетителями у музеев «новой волны» простирается порой настолько далеко, что – как, например, в музее Дороги жизни в д. Кобона Ленинградской области – посетителям разрешается брать в руки подлинные артефакты, поднятые со дна Ладожского озера (образцы оружия и обмундирования, приборы, механизмы).
Для традиционного музея подобное «нарушение сакральности» вряд ли мыслимо, в том числе и потому, что все экспонаты состоят на строгом учете, а утрата какого-либо предмета экспозиции влечет за собой долгий и муторный процесс его списания, однако не стоит торопиться и упрекать сотрудников музея Кобоны в непрофессионализме и «любительщине»: во-первых, контроль за посетителями все-таки осуществляется и вероятность повреждения экспоната невелика; во-вторых, количество находок на дне столь значительно, а сами предметы настолько пострадали от времени, что заменить один на другой при необходимости не составит труда.
Зато посетитель получает возможность прикоснуться к истории в буквальном смысле. Мне самому такое «потакание» запросам посетителей представляется все-таки чрезмерным, я бы, наверное, ратовал за реплики, но распространенность этой практики (которая вовсе не ограничивается музеем д. Кобона и принята всеми военно-патриотическими негосударственными музеями Ленинградской области) показывает, что посетитель ценит этот интерактив и идет в музей в том числе за ним.
Конечно, в негосударственных музеях иной направленности свободы для посетителей может быть меньше, но, повторюсь, интерактивность и возможность прикоснуться к истории для них всех является основным принципом деятельности.
Позволю себе чуть подробнее остановиться на направлениях деятельности негосударственных музеев СЗФО. Как отмечалось выше, все они, так или иначе, возникли и продолжают возникать на основе личных коллекций и личных увлечений учредителей.
Разброс человеческих увлечений чрезвычайно велик, и негосударственные музеи Северо-Запада во многом отражают это разнообразие. Далеко не все из них удастся поместить в относительно строгую классификацию, но все можно предложить некую общую схему, которая будет охватывать большинство негосударственных музеев СЗФО.
Значительную часть этих музеев составляют музеи военно-патриотические – в каждом регионе округа, даже в «тыловых», если отталкиваться от географии времен Великой Отечественной войны, такие музеи присутствуют, а во «фронтовых» регионах, скажем, в
Санкт-Петербурге и Ленинградской области, счет идет на десятки, считая и школьные музеи.
Кроме того, можно выделить музеи бытовые, если угодно, этнографические – посвященные крестьянскому и городскому быту разных эпох.
Третью группу музеев можно назвать промысловой – это музеи, рассказывающие о тех или иных ремеслах.
Особую группу составляют музеи увлечений, наподобие зеленоградского музея черепов и скелетов в Калининградской области или многочисленных музеев кошек практически во всех регионах СЗФО.
Пятая категория музеев – это музеи «культурной» направленности, вроде музея кино в Великом Новгороде, музея истории фотографии в Санкт-Петербурге или литературного музея в Архангельске.
Наконец, шестую группу составляют музеи «гастрономического» свойства – тот же музей русской водки в Петербурге и ему подобные.
Что касается частных художественных музеев, здесь, скорее, следует говорить о художественных галереях и салонах, поскольку музейная составляющая в их деятельности вряд ли первична.
Такое разнообразие направлений наряду с совершенно неочевидной в ряде случаев сугубо музейной деятельностью побуждает в очередной раз задаться вопросом относительно того, насколько правомерно использовать применительно ко многим таким учреждениям культуры (уж простите мне этот канцеляризм) слово «музей».
Представители профессионального музейного сообщества настаивают на том, что термин «музей» следует понимать исключительно в классическом значении («музей есть храм муз»), а все попытки учреждений «новой волны» назваться музеями лишены каких бы то ни было оснований. Как кажется, это требование продиктовано отчасти профессиональным снобизмом, вполне ожидаемым по отношению к «дилетантам», а отчасти – осознанием того, что традиционные музеи, как уже отмечалось, начинают в некоторых областях проигрывать конкуренцию за посетителя музеям новой формации.
Международный совет музеев (ИКОМ) еще в 2001 году существенно расширил перечень учреждений, которые возможно относить к музеям; в этот перечень вошли, среди прочего, аквариумы и виварии, планетарии и заповедники, а также «некоммерческие учреждения или организации, занимающиеся хранением, исследованиями, воспитанием, обучением и документированием музейной деятельности».
Под это определение негосударственные музеи СЗФО в том понимании, которое предполагает данная статья, подпадают целиком и полностью; другое дело, что оно, похоже, не очень-то применимо к различным «гастрономическим» музеям с их чисто коммерческой ориентацией.
Возможно, государство в лице министерства культуры могло бы внести ясность в эту ситуацию, уточнив критерии, по которым учреждение или организация могут претендовать на статус и вывеску музея. Пока же время от времени можно наблюдать примеры недобросовестного брендирования, когда за музей выдается то, что таковым по сути не является.
Но в целом большая часть современных негосударственных музеев Северо-Запада отвечает тем условиям, которые выдвинула ИКОМ в своей классификации, и не удивительно, что учредители и сотрудники этих музеев обижаются, когда «старшие братья» из классических музеев позволяют себе смотреть на них свысока.
На мой взгляд, «старшим братьям» следовало бы, скорее, задуматься о взаимодействии с негосударственными музеями, об оказании тем методической и методологической помощи, поскольку все делают общее дело, – а еще о том, что и классическим музеям найдется, чему поучиться у музеев «новой волны», прежде всего, в организации взаимодействия с посетителями.
Кроме того, я убежден, что негосударственные музеи заслуживают пристального внимания профильных государственных структур (комитетов и департаментов культуры и туризма в регионах): зачастую они появляются там, где нет иных достопримечательностей, и начинают привлекать туристов, способствуя развитию региона; следовательно, такие музеи необходимо поощрять и поддерживать, хотя бы включая в соответствующие культурно-туристические региональные программы, а не игнорировать их появление и существование под тем предлогом, что «у нас и без того музеев достаточно».
Позволю себе коротко напомнить о гражданской значимости общественного музейно-краеведческого движения; подобные низовые инициативы безусловно являются социально позитивными и содействуют формированию привлекательного образа региона.
Прежде чем оценивать перспективы развития негосударственных музеев СЗФО, хотелось бы остановиться на таком явлении последних лет, как возникновение виртуальных музеев.
Строго говоря, виртуальным может считаться тот музей, который либо строит в Интернете некое трехмерное пространство (интерьер) для экспозиции, либо размещает виртуальные экспонаты (скажем, голограммы) в каком-то реальном выставочном пространстве. По справедливому замечанию искусствоведа А. Н. Лебедева (см. его интервью образовательному порталу «ПостНаука»), все прочее «правильнее называть альбомами, базами, электронными каталогами, но только не виртуальными музеями».
К сожалению, на сегодняшний день модным словосочетанием «виртуальный музей» именуют любую базу данных в Интернете, и в этом отношении понятие «виртуальный музей» представляется еще более размытым, чем само понятие «музей».
Тем не менее, тенденция к виртуализации музейных пространств неоспорима, виртуальные музейные проекты предпринимаются все чаще, пусть пока с переменным успехом. Плюсов тут, наверное, все-таки больше, чем минусов – доступность коллекции, пожалуй, важнее возможности тактильно ее осязать, в особенности, когда речь идет о художественных коллекциях, которые все равно невозможно потрогать руками.
Более подробно о виртуализации в музейном деле говорится в статье в последнем разделе текущего номера журнала; здесь же достаточно будет указать на возникновение такой тенденции и отметить тот факт, что она видится логичным этапом развития музейного дела на основе новых технологий.
Перспективы развития негосударственных музеев СЗФО мне представляются следующими: даже несмотря на сложную социально-экономическую обстановку, число таких музеев будет расти.
Далеко не везде в регионах округа имеются государственные музеи, далеко не везде они работают удовлетворительно, далеко не везде они способны удовлетворять запросы новых поколений посетителей. Негосударственные же музеи, возникающие из частных инициатив, гораздо лучше «чувствуют» потребности посетителей, проявляют гораздо больше гибкости во взаимодействии с посетителями и способны предложить им то, чего музеи классические сделать не в состоянии именно по причине своей «классичности».
При этом негосударственные музеи отнюдь не стремятся конкурировать с традиционными и вытеснять тех с музейного «рынка»; они занимают ниши, по тем или иным обстоятельствам не охваченные традиционными музеями, создают новые туристические дестинации, развивают бренд региона – помимо выполнения основной задачи любого музея, то есть сохранения и приумножения памяти, и помимо реализации исследовательско-просветительских функций.
Совершенно не исключаю появления в относительно ближайшем будущем ассоциации негосударственных музеев СЗФО, которая возьмет на себя самоорганизацию этого «любительского» музейного сообщества и организацию полноценного взаимодействия с профессиональным сообществом и профильными государственными структурами. По моему мнению, учреждение подобной ассоциации будет полезно как для негосударственных музеев, так и для дальнейшей реализации государственной политики памяти и для развития гражданского общества.