БОРИС СТОЛЯРОВ, заведующий «Российского центра музейной педагогики и детского творчества» Государственного Русского музея, доктор педагогических наук, профессор, заслуженный работник культуры РФ
Борис Андреевич, что Вы как музейщик-профессионал, думаете о негосударственных музеях?
Если мы обратимся к такому исторически и культурологически устоявшемуся понятию как «музей», сразу возникает совершенно определенная ассоциация музея с крупным художественным музеем, скажем, с Лувром, Эрмитажем или Русским музеем. Но семья современных музеев весьма обширна – это профильные краеведческие, отраслевые, народные и даже частные музеи.
Сегодня в борьбе за сохранение культурного наследия роль поисковой и краеведческой работы исключительно велика, ибо ее результатом может быть как историко-художественный, так и обычный предмет, наделенный историческим или этнографическим смыслами.
В этой ситуации он обретает значение подлинника. Ведь музей – это собрание подлинников. И пусть это будет старый хомут, поднос со следами росписи, шкатулка или другие предметы, связанные с историей страны, края или жизни выдающегося человека, – все они материальные свидетельства истории.
Многие знаменитые музеи начинались с частных коллекций, ставших результатом увлеченности отдельных энтузиастов, выросших в профессионалов. Их имена широко известны, а деятельность показательна в смысле трансформации частного увлечения в общественно значимое дело (П. М. Третьяков, С. И. Мамонтов, М. К. Тенишева и др.). Но это было в иную эпоху, а куда сегодня выводит увлечение коллекционированием, какова мотивация нашего современника, собирающего артефакты истории и культуры?
Вам не кажется, что, учитывая печальное положение с сохранением исторического и культурного наследия в глубинке и неудовлетворительную деятельность муниципальных бюджетных учреждений музейного типа, у которых просто-напросто вообще нет денег, именно частные усилия способны изменить ситуацию к лучшему?
Возможно, но при наличии денег и условии грамотного отношения к тому, что мы называем культурным наследием.
К сожалению, действительно среди управленцев разного уровня не так уж много людей, способных привлечь материальные средства хотя бы на консервацию гибнущих исторических и культурных объектов.
Прошедшим летом мне довелось побывать в селе Волышово Порховского района Псковской области. Оно знаменито усадьбой графов Строгановых, от которой остались лишь руины некогда знаменитого памятника дворцово-паркового ансамбля XVIII–XIX веков с парком в сто гектаров и некогда крупнейшим в Европе конным заводом.
В советское время во дворце работал школа, потом ее закрыли, а незащищенное здание просто разграбили. Минувшим летом дворец был сожжен. В результате пожара, причиной которому стало обычное хулиганство, сгорел весь второй этаж вместе с перекрытиями.
Встает риторический вопрос, куда смотрела администрация Псковской области и муниципальная власть? Ведь речь идет об усадьбе семьи, члены которой свершили немало добрых дел для государства Российского.
Неужели трудно было хотя бы законсервировать здание, прикрепив заодно табличку, гласящую об охране этого памятника истории и архитектуры?
Впрочем, эта табличка не уберегла от разгула культурного беспамятства тысячи аналогичных памятников.
Удивительно, что в размышлениях о том, как поднять патриотический дух подрастающего поколения и в целом граждан огромной страны, власть не думает о том, что забота о сохранении отечественной культуры – такой же патриотизм, как и сражение на поле боя.
Ведь вне культуры нет ни нации, ни государства. И если это будет понятно не только власти и общественности, то появятся и частные инициативы (я не имею виду олигархические поползновения на дворцы столичных городов).
Но если сравнивать такие крупные города, как Санкт-Петербург – или тяготеющую к городу Ленинградскую область, – с Вологодской или Архангельской областями, то можно отметить, что успешно развивающиеся негосударственные музеи в малых городах последних служат делу привлечения туристов.
Не берусь характеризовать состояние рассматриваемого вопроса в названных областях – живу в Петербурге. Но если это действительно так, можно только порадоваться данному обстоятельству.
Но все же мне кажется, что мы говорим о разных вещах. Есть сохранившиеся до наших дней памятники культуры, требующие музеефикации, и здесь нужны меры по их сохранению и последующей музеефикации, за которой следует продуманная маркетинговая стратегия.
Недавно мне довелось побывать в городке Бежаницы Псковской области. Местный музей располагается в сохранившемся со второй половины XIX века барском доме семьи Философовых.
Примечательно, что это учреждение в субботу и воскресенье не работает, и, судя по всему, ни о каком маркетинге здесь говорить не приходится.
А ведь это муниципальное учреждение наверняка курирует местный департамент культуры, который должен заботиться о посещении их городка туристами. И что в этих условиях может сделать частный музей неведомого профиля? О каком привлечении туристов может идти речь?
Вообще о чем мы говорим – о сохранении объектов и коллекций, или о выручке от их амортизации?
Вы упомянули, что в музее должен непременно быть хоть один подлинный артефакт. Но одним из направлений развития музейного дела, не только у нас, но и во всем мире, является, как принято говорить на Западе, «экспериментальная археология»; у нас обычно такие учреждения называют «музеями живой истории». Воссоздается некий исторический объект, не важно, утраченный или существующий поныне, все экспонаты воссоздаются заново. Они не подлинные, но посетитель подобного музея получает возможность взаимодействовать с такими экспонатами и самим объектом напрямую. Что Вы думаете об этой практике?
То, о чем вы говорите, является не более чем аттракционом. Это так называемые «искусственно созданные зоны отдыха» (ИЗО). Они насыщены специально созданными копиями знаменитых архитектурных памятников, иногда на их территории проводятся выставки, но от этого они не становятся музеями. Судя по всему, речь идет о Диснейленде и его вариантах развлекательного толка.
В наших туристических городах малого масштаба тоже есть псевдомузейные гибриды. Примером тому туристический объект «Мандроги» в Ленинградской области. В этой стилизованной деревне, где все построено в «русском стиле», едва ли не самым привлекательным объектом для туристов является музей водки. На мой взгляд, этот коммерческий объект никакого отношения к музейному делу не имеет.
Грустное ощущение вызывают и этнографические «музеи» туристических городов по берегам Волги. Турист только сошел с корабля на пристань, и его сразу влекут к расположенному здесь же «культурному объекту» музейного типа, где ряженые сотрудницы предлагают полюбоваться аккуратно разложенными в витринах гвоздями, скобами, унылой утварью и плохими фотографиями – скучно и совершенно не интересно.
Эти заезженные формы «предъявления исторической подлинности» лишены креативности и имеют своей целью только одно – выручку. Вряд ли такие «музеи» могут чему-то научить или воспитать любовь к истории. Ведь нередко их интерьеры декорируют синтетическими «бревнами» и макетами деревенских печей, тем самым посетители, среди которых много детей, попадают в фальшивый мир подделок.
Такие частные объекты, окруженные огромным количеством сувениров, никакой историко-культурной ценности не представляют. Единственным спасением их являются интерактивные зоны, дающие посетителю возможность попробовать себя в ремесле. То есть, под контролем мастера, подойти к кузнечному горну, гончарному кругу и прикоснуться к технологиям традиционных народных ремесел и, почувствовав запах материала, полюбоваться подлинными историческими предметами. Это интересно и остается в памяти, прежде всего у детей, для которых погружение в творческий процесс важнее мира закрытой музейной витрины.
Ориентирован ли на такую возможность частный музей? Ведь независимо от формы собственности, он является культурным образованием, существующим в рамках общественных смыслов, а значит, общественной пользы.
Следование им определяет логику и мотивацию коллекционирования, свидетельством чему является деятельность отечественных и зарубежных коллекционеров, собравших прекрасные коллекции раритетов художественного, исторического и научного толка.
Практически все стали либо самостоятельными музеями, либо были переданы более крупным музейным собраниям, среди которых можно назвать Лувр, музей «Метрополитен», Эрмитаж, Русский и другие музеи.
Я хотел бы подчеркнуть тот факт, что коллекция становится музейной только при участии профессиональных специалистов, имеющих большой опыт в музейном деле – таков мировой опыт, иначе мы погрузимся в собирательский хаос.
Сегодня, при всем уважении к людям, которые занимаются подобным делом, следует иметь в виду, что называть музеем случайное собрание разнородных предметов вряд ли можно. Должна быть четкая концепция, определяющая его общественную и воспитательную роль, а также финансовая и имиджевая поддержка, вне которых он останется на уровне домашнего собрания.
На Ваш взгляд, как будет развиваться сотрудничество двух музейных сред – государственной и негосударственной? И будет ли оно развиваться?
Однозначно трудно ответить на этот вопрос. Чаще всего музеи, о которых мы ведем речь, нуждаются в финансовой и административной помощи, а это – предоставление необходимых помещений, оборудования и пр. Что касается методической помощи, то с этим проблем нет.
Я думаю, любой крупный музей будет готов профессионально проконсультировать частный музей в волнующих его вопросах. Но, прежде всего, организаторам такого музея нужно подумать о том, как сделать его значимым с историко-культурной точки зрения и интересным по содержанию – это, при соответствующей оценке специалистов, и будет способствовать приданию частной коллекции статуса музея.